Фильм «Молчание ягнят» снят безукоризненно, что называется на одном дыхании. Там нет ошибок. Его продолжение, - фильм «Ганнибал», - нервный, дерганный, и вообще-то ещё до начала съёмок обречённый на провал. Потому что там отказалась сниматься восхитительная Джоди Фостер, создавшая с Энтони Хопкинсом дуэт, на котором и держалось всё действие.
Но искусство странная вещь – не знаешь, где найдёшь и где потеряешь. Вся линия «Ганнибала» со свиньями-людоедами выглядит нелепой халтурой. Флорентийский эпизод... ну, держа в уме американскую традицию восприятия Европы, смотреть можно. Не простому зрителю, а интеллектуалу.
Но в одной сцене «Ганнибал» превзошёл эталон. В сцене сюрреальной беседы доктора со своей едой.
Напомню, что там утончённый гурман и эстет Лектер накачивает свою жертву наркотиками, делает ей трепанацию черепа и продолжая мило беседовать с поедаемым субъектом, угощает его его же мозгом. Который тут же обжаривает на сковородке, читая лекцию о мозговой дегенерации. По мере беседы субъект превращается в объект, начинает глупо хихикать и отпускать сальные остроты. В конце трапезы хихикающий овощ накрывается небрежно брошенной тряпкой. Как попугай.
Когда в России уничтожили русскую интеллигенцию и русскую культуру, то набрали новичков из инородцов, прежде всего из евреев. Им были созданы идеальные условия для самореализации, да и сами они в значительной степени шли в университеты не от станка и сохи, а были детьми мещан, купцов и интеллигентов, которых лукавая власть оптом записывала в «угнетённые нацменьшинства». Напомню, что уцелевших детей русских специалистов и учёных просто не брали в вузы. В законодательном порядке. Сын русского профессора идёт поступать в МГУ, а ему там говорят: «Куда прёшь, лишенец! Для тебя местов нет. Чай не режим».
Вскоре вумные как вутки русские пошли на лесоповал, в детдома, и после 30-40-х окончательно затерялись как класс. Остались отдельные реликтовые Капицы, проскочившие через социальное сито по особому блату. (ОСОБОМУ - на международном уровне.)
Русских в вузы принимали много, но заведомо как третий сорт. Чтобы попасть русскому в вуз, надо было родиться в глухой деревне, на худой конец, в рабочем бараке.
Всё это привело к неизбежным последствиям. Если в 10-х годах русские интеллектуалы по доброму прыскали в кулак над «зинкиным жидёнышем» Мандельштамом, которого, как Есенина, чесали за ушком и кормили сахаром с рук, то в 20-е местечковые активисты русских хохотунов охаживали дрекольем – только хруст стоял. Русские могли ещё, подобно Булгакову, строить гордую мину – потому что на злобе и бескультурье никакой ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ конкуренции не построишь. Но уже в 30-е годы «новая национальная политика» стала давать плоды. Евреи по праву заняли место в первых рядах.
После войны метода «кладите больше заварки» привела к тому, что в крупных городах слова интеллигент и еврей стали почти синонимами, а «интеллигентный еврей» - тавтологией. Любителям поговорить о поэзии Баратынского или музыке Прокофьева надо было для начала выискать в толпе характерный профиль арабоевропейского метиса. Там вместо матерной ругани и алкогольного булькания можно было дождаться человеческих слов.
Если к 60-м годам советская интеллигенция всё же была отчасти русской, то только потому что в процессе культурной ассимиляции евреи сильно смешались с русскими (как правило, гораздо менее культурными). Биографии Аксёнова или Трифонова тут вполне типичны. Стопроцентно русские интеллигенты, как правило, были выходцами из далёких деревень, и перегружены соответствующими проблемами (Шукшин, Астафьев и т.д.). Так возникла дилемма городской и деревенской прозы.
В этническом смысле прикол состоял в том, что «деревенщики» зачастую были русскими, породнившимися с более культурными евреями, а «городские прозаики» были евреями, смешавшимися с менее культурными русскими. Примеры приводить не буду – капнёте и обнаружите что это ситуация ТИПОВАЯ. Это придавало тогдашней полемике непередаваемый комизм. Деревенщики говорили: «Что евреи за сволочной народ. Возьмём к примеру тёщу». А «горожане» рассуждали о Ходасевиче на фоне ковра, где красовалась амуниция «бати» - червонного казака Архипа Трофимовича Непейводы.
Краешек эпохи еврейского засилья я застал в конце 70-х - начале 80-х. Отсюда у меня преувеличенные авансы и симпатии к евреям. Я с молодости привык, что еврей это человек культурный и воспитанный.
Но это были остатки былого величия. С 70-х в СССР началась массовая еврейская эмиграция, множество людей уехало. Уехал Аксёнов, Некрасов, Эрнст Неизвестный, Галич. А с ними и второй-третий разбор.
Но евреи ещё держались. Черепную коробку им Социальные Мастера вскрыли, но в мозге особо не копались. Так только... беседовали. Разогревали сковородку, резали лук-шалот, крошили сухари для панировки.
А вот в период перестройки уехало всё, что могло передвигаться. Остались барыги и уголовники. Ещё - круглые дураки. Ну и старые шестидесятники – доживать свой век. И то не все – уехал даже Казаков.
И в 90-х милых интеллигентных евреев подменили. Полезло хамство, матерная ругань, водка... В 00-е ситуация только зафиксировалась.
Буквально вчера прочитал в блоге Бориса Кузьминского:
«Нобелевская лекция Бродского эталонный пример кривлянья, запредельного клоунского выкаблучиванья перед публикой. А имен-то, модных имен напихал щеголяючи. Жопой повиливал. Мрак».
Это образец. ИТОГ. Бедный Бродский неимоверным усилием смог стилизовать из себя культурного человека. Что-то так и не удалось. Но человек стремился вверх, тянул ручонки сквозь железные прутья. А из тёмного угла камеры ему «литературовед»: «Хули жопой виляешь, мудозвон. Рамсы попутал? Сиди, не мелькай».
Это пишет человек с университетским образованием, «член академии российской словесности», бывший заведующий отдела культуры «Независимой газеты»!
В далёких 80-х я познакомился с приснопамятным «Сашей Морозовым» и его окружением. Ну, кем я был тогда. Рабочая семья, слесарничание на ЗиЛе... А ребята учились в университете, выпускали рукописный журнал, читали Хайдеггера и Лосева. Я смотрел снизу вверх, учился.
А потом... Потом заскворчали еврейские мозги на сковородке эмиграции, дали оглушительный «аффект».
Пошла водка, ёбля, воровство, «сука, блядь, очки раздавили». «Мрак, жуть». «Москвошвея».
Те, кто уехал, оказались ломтём не только отрезанным, но и съеденным. Потому что «кладите больше заварки» для еврейских эмигрантов никто делать не стал. Пожалуй, ещё и подножку подставили. На всякий случай.
А русские... А русские за эти 20 лет поднялись сильно. Я не о себе. Я исключение. Был исключением в 20 лет, остался и в 50. Но за это время выросло поколение русских культурных людей. Без мата и водки, с интересом к духовной жизни. А главное, добрых и открытых. Умственно здоровых.
И это изменение огромное. Геология, а не политика. Даст это свои плоды, как и положено в геологии, не сразу. Пройдёт 10 лет, 20, 30. Пускай 50. Но культурный процесс, раз запущенный, остановить нельзя. Это закон.
В итоге-то что. Сидит в клубе Дмитрий Евгеньевич, покуривает трубочку. Подходит обдристанная алкашня Ольшанский.
- Ййопп, бл, буль, Пригов нахх. Да я ПИЛ с ним!!
- Ну что же, это большое удовольствие. Посидеть с приятелем, выпить бокал доброго старого вина.
- Ччёё? Ирпрыко... шы... тры... памаешь... ссука!!!
- Что устал, любезный? Вам бы на воздух хорошо, отдохнуть.
- Пригов у... ууумерр!! (Пьяная слюнявая губа на ухо.)
- Ай-ай. какое горе. Сочувствую.
- Встааать!!! На колени!!! Я с ним пил!!! Всем встать!!! Разорю! Уволю!!!
- Это кого же это вы, позволите сказать, уволите?
- Тебя уволю. Сссука! Вон из литературы. Вон!!!
- За что же такие наказания, позвольте поинтересоваться?
- Сучья рвань, ты у меня в журнале работаешь! Уволю!!! Не потерплю. Не уважаешь!!!
- Ой, ёй-ёй, ужасы какие. Так вы мой гонорар семье Пригова и передайте. На похороны. Вот и уважение. Да и всей еврейской общине города Москвы помощь.
Деньги, как я уже говорил, Ольшанским благополучно украдены. Сумма плёвая, не жалко. А попугай сидит под тряпкой.
Второй попугай – Гельман. Мужику 50 лет, ходит колесом, хочет проникнуть в русскую культуру. Проник. «Галковского испортили деньги». С этим слоганом он проживёт лет двести. Гельмана-папашу русские благополучно забыли – ещё при жизни. А Гельмана-сына запомнят.
Причём сами эти люди видят совершенно другую картинку. Они денди, пьют через соломинку дорогой коктейль. ведут светскую беседу. Беседу безумной жертвы социального эксперимента.
«Я, ёб твою мать, дизайнер».
О да!
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →