1953 год. (Кликабельно.)
В дополнение к посту об отце (№824) решил немного рассказать о его старшем брате Георгии.
«Дядя Жора» был художником чуть более ниже среднего уровня и подрабатывал статистом на Мосфильме. Всё планирую собрать фрагменты из фильмов, где он мелькает, большей частью без грима, потому, что внешность была колоритной. В основном он играл дореволюционных попов, купцов и извозчиков.
Играет подвыпившего купца с сигарой. Впрочем, и то и другое любил в жизни тоже.
Между отцом и дядей была большая разница в возрасте, лет в 15, но отношения строились на принципах равенства. Они были закадычными друзьями – может быть, как раз потому, что разница в возрасте была слишком велика, чтобы что-то делить.
У дяди Георгия был чуть глуховатый грудной голос, голубые глаза и обаяние профессионального актёра.
На Спиридоновке они держали шестидесятнический салон. У дяди была угловая комната, где он рисовал картины, и куда собирался бомонд. В соседней комнате жил я с родителями, ещё в одной комнате – моя тетка с двумя детьми. Отец и дядя были тогдашними тусовщиками «Жорой и Жекой», у дяди было ещё прозвище «Борода», их все в Москве знали.
В молодости дядя бредил морем, но поступить в мореходку не удалось, и он стал художником. Рисовал в основном море.
Конец сороковых, обмывают дембель отца. Дядя слева, отец справа – ему наливает средний брат.
Фото салона из какого-то западного журнала. Как говорится, «праздники в криптоколонии».
А это делегация индусов. Кто-то из них ему сказал, что он похож на брахмана, а дядя пошутил, что он и есть брахман, потому что дед священник. К его удивлению, люди после этого стали общаться снизу вверх.
После этого, дядя нарядился индусом и устроил передо мной целое представление индийского факира. Ещё он на новый год наряжался Дедом Морозом, и я в детском саду сказал, что племянник Деда Мороза.
На дядином рояле я танцевал твист. (Кликабельно.)
Интересна звуковая среда моего детства: это твист, рок-н-ролл, а также итальянские и русские арии. Ну и ещё немножко тогдашней советской эстрады. Так на этом уровне и остался :)
Дядя юродствует, рисуя Хрущёва. Действительно рисовал –знакомые подбрасывали халтуру, когда с деньгами было совсем плохо.
Маяковка и тогда была протестным местом, там собирались диссидентствующие поэты и читали стихи. При разгонах мероприятий некоторые спасались на Спиридоновке – там можно было сделать финт ушами, выпрыгнув из окна (или наоборот), а также имелся чёрный (то есть парадный) ход на другую сторону.
Кружком обведены окна нашей квартиры. Вообще в этом доме жило много учёных.
Шестидесятые (1953-1966) были дядиным временем, тогда такие люди могли жить и даже иногда, - в шутку, - чувствовать себя господами. Не могу себе представить его в 70-х.
Из-за бороды и шляпы дядю часто принимали за священника. Однажды он поехал с братьями на юг, в одном из сёл на их машину набросилась толпа, и стала целовать руки: «Батюшка из Москвы приехал, батюшка!» Оказывается, местные власти закрывали церковь, и прихожане написали жалобу в столицу. Дядя делал в воздухе успокоительные жесты и призывал трудящихся к спокойствию.
И отец и дядя по мировосприятию были совершеннейшие дети. Думаю, своей инфантильностью они защищались не столько от жестокости окружающего мира, сколько от его скучной уродливости.
Смерть всегда застаёт человека врасплох, но степень «расплоха» бывает разной. Отец вёл брата под руку в метро, тот нарочито кряхтел и трясся, отец «хлопотал»:
- Товарищи, уступите место дедушке.
«Дедушке» на самом деле было 55, они приходили домой и хохотали. Прикол заключался в том, что через неделю после одной из подобных реприз он умер на пустом месте. Заболел воспалением лёгких, а врачи бесплатно поставили диагноз инфаркт, положили в больницу и залечили. Дядя задохнулся от отёка легких. В больницу он идти не хотел, его отец и медбратья несли на носилках, а он упирался руками о косяк двери:
– Не хочу я ребята, чего вы.
- Да чо ты, Жор, с сердцем шутки плохи, надо недельку полежать.
За год до этого умерла его мать, моя бабушка, Прасковья Леонтьевна. Она была самой умной в семье, мои способности от неё. К ней относились с огромным уважением и по украинской традиции называли на «вы». Её влияние объединяло шесть семей в единое целое, без неё все почувствовали себя сиротами. Хотя Прасковье Леонтьевне было за восемьдесят, и отец и дядя очень переживали, дядя сразу поседел. И вскоре умер.
Отец на похоронах дяди.
В христианской смерти есть таинственное обаяние.
Отец прожил ещё десять лет и всё время тосковал по «милому Жорочке», вспоминая его, плакал. Ему часто казалось, что он видит дядину фигуру в толпе, и думаю, эта фигура манила его рукой. Потому что унылая жизнь, наступившая после 60-х, была невыносима. Может быть, поэтому отец и умер так рано, на три года раньше брата. Хотя среди Галковских никто меньше 80 не жил.
Зовет меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных…
Верили ли братья в Бога? Нет, но в отличие от советских людей, к религии относились уважительно, жалели, что церковь подвергается гонениям и имели доступ в замкнутый мир верхов тогдашней патриархии - через мужа своей сестры Анатолия Ветвицкого. На фото у гроба сестра стоит в центре, а он слева от неё.
Расскажу немного об этом, но сначала закончу о дяде и отце. О них лучше всего сказали Вайль и Генис в своей книге «60-е. Мир советского человека». Позволю себе большую цитату, она очень важна и это лучшее место в их книге:
«60-е уже не жили прошлым и еще не заботились о будущем. Эфемерные радости дружеского общения ценились выше более реальных, но и более громоздких достижений, вроде карьеры или зарплаты. Быть «своим» казалось, да и было, важнее официальных благ… В карнавализованном обществе 60-х самыми прочными представлялись дружеские, а не государственные узы… Дружба—эмоция, оккупировавшая 60-е,— стала источником независимого общественного мнения. Неофициальный авторитет стоил дороже официального, и добиться его было труднее. Остракизм «своих» был более грозной силой, чем служебные неприятности…
Эпоха, когда несерьезное стало важнее серьезного, когда досуг преобразовывал труд, когда дружба заменила административную иерархию, трансформировала и всю систему социально-культурных жанров…
В этой новой системе жанров первое место принадлежало самому несерьезному, самому фамильярному из всех — жанру дружеской попойки… Пьянка как источник социального творчества стала кульминацией карнавала 60-х…
Алкоголь был средством, а не целью. Смысл застолья — в творческом горении, которое осеняло дружескую компанию, соблюдающую весь этот ритуал. Здесь рождалась не истина, а взаимопонимание. Искусство пьяного диалога заключалось в осторожном нащупывании совместной мировоззренческой платформы. Пьянка могла удаться только тогда, когда ее участники обнаруживали общий подтекст. Тогда сообща они сооружали из ничего не значащих реплик общее интуитивное родство.
Пьянка давала не результат, а состояние. И оставляла она после себя не похмелье, а братское единство. Она культивировала способ жизни и взгляд на вещи. Она строила модель перевернутой вселенной, в которой важно только неважное и истинно только несказанное.
Чтобы удержаться на такой духовной высоте, пьянке был необходим подспудный трагизм. Настоящий карнавал не существует без трагической темы. Боль, смерть, горе могут им профанироваться, но без них и карнавал и пьянка превращаются в фарс…
Настоящая, а не сыгранная трагедия началась тогда, когда жрецы дружбы и пьянства осознали ограниченность своего идеала. Как бы счастлив ни был их культ, он не оставлял результатов. Когда карнавал затянулся, его участники почувствовали тоску по настоящему делу. Они уже были настоящими мужчинами, настоящими друзьями, настоящими пьяницами. Они уже прошли школу воспитания подлинного характера. Но все откладывалась пора созидания — книг, государства, семьи.
После веселых разрушений должна была наступить бодрая эпоха реализации завоеванных преимуществ… Но подтекст мстил за свою неопределенность. Жажда искренности превратилась в истеричность. Грубость, скрывавшая нежность, стала просто хамством. Дотошное внимание к пустякам привело к потере ориентации. К тому же, лишние люди, не нашедшие применения своему идеалу, легко превращались в конформистов: если нечего делать — все равно, что делать. Мрачная судьба ждала и само пьянство: оно неотвратимо катилось к алкоголизму».
Всё так.
Теперь о Ветвицких.
Племянник Анатолия Ветвицкого Игорь Мальцев был настоятелем собора в Ярославле и близким другом митрополита Иоанна (Вендланда). У фон Вендланда градус был, думаю, повыше, чем у нынешнего патриарха. Отец Игорь и Вендланд приезжали на Спиридоновку.
Слева протоиерей Игорь Мальцев. Это уже 90-е. В центре, кстати, тоже человек с градусом - Борис Старк, направлен в 1952 году из Парижа укреплять кадры.
Вендланд учил: когда европеец ведёт деловой разговор, он немного улыбается. Потому что, когда человек улыбается, не видно его выражения глаз.
Анатолий (справа) с братьями.
Анатолий Ветвицкий учился в кадетском корпусе, его старший брат-офицер воевал у Деникина, потом попал в Галлиполийский лагерь и эмигрировал во Францию. А два других брата (тоже кадета) и сестра стали активистами катакомбной церкви, воссоединившимися с официальным православием в 1945 году, после избрания патриарха. В семье Ветвицких-Мальцевых в Загорске жила глава прихода катакомбников схиигуменья Мария, которую они выдавали за свою родственницу.
Когда хоронили дядю Георгия, на похороны приехали иерархи, и в церкви прихожане решили, что хоронят митрополита, стали плакать…
А может быть дядя в СВОЕЙ жизни и был бы митрополитом. Или генералом. Или миллионером. Или настоящим художником.
Когда ничтожный человек занимает высокий пост, это плохо. Но когда достойный человек прозябает в ничтожестве – от такой несправедливости общество начинает гнить. Оно обречено. С т.з. ВЫСШЕЙ в 1991 году всё повалилось из-за этого. Не из-за того, что во главе был Горбачёв и Гайдар, а из-за того, что Столыпины и Сперанские кучковались у пивных ларьков в ватниках и ушанках.
Как это ни удивительно, с перестройкой НА ТАКИХ основаниях ничего не получилось. И НЕ МОГЛО получиться.
(Кликабельно.)
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →