Так получилось, что сладкую парочку я видел в деле. Святенкова относительно недавно, свои впечатления я уже изложил. О Милитарёве расскажу сейчас.
Дело было в году 90-м. Милитарёва привёл ко мне в гости знакомый, в компании ещё двух человек. Посидели, поговорили, попили чаю. Потом Милитарёв решил почитать свои стихи. Надо сказать, стихи я не люблю, чтение вслух считаю нелепостью, а уж чтение кем-то стихов собственных воспринимаю как прямой наезд. Такое разрешается только любимым женщинам, с глазу на глаз. Самое неприятное, что я отличаюсь феноменальной сдержанностью и скрытностью, но с одним "но". Прослушивание стихотворных строк вызывает у меня неудержимый хохот. Неимоверным усилием воли я его сдерживаю, но при этом приходится время от времени тактично кашлять, теребить подбородок, закрывать глаза ладонью. В самых критических местах - больно щипать ладонь. Прорвало меня только один раз. Когда стихи читала жена загадочного чудака Ляликова. Она была пожилой детдомовкой и попав в семью рафинированных интеллигентов стала "подражать взрослым" - в частности писать стихи. Стихи были посвящены любви к альма матер и звучали примерно так:
По всей Руси стоят морозы
И только наш детдом согрет
Сияет как букетик розы
Головок детских винегрет.
Но дело не в содержании, а в том что несчастная читала это и ПЛАКАЛА. Я всё понимал: что она милая, добрая женщина; что я и несколько человек в гостиной её единственная публика раз в пять лет; что она читает от чистого сердца, - но я НЕ ВЫДЕРЖАЛ. Начал истерически хохотать и в слезах выбежал в другую комнату.
В общим при одном взгляде на комичного толстяка Милитарёва мне стало ясно - БУДЕТ ПЫТКА. Я сделал несколько неуклюжих вольтфасов: "в поэзии не разбираюсь - Бог не дал", "давайте лучше посмотрим книги", "у нас в полку был аналогичный случай" - не помогло ничто. Милитарёв пёр как танк: "Щас спою".
Он вышел на середину комнаты, заложил руки за спину, и мерно раскачиваясь стал декламировать. Стихи были, к счастью, карнавалистским постмодернизьмом, так что я имел возможность улыбаться и хихикать вполне легально. Но легче мне от этого не стало.
Как называлось первое стихотворение, не помню. Содержание тоже вылетело из головы. Помню только постоянно повторяющийся рефрен:
Всех посек гомосек
Всех посек, всех посек.
Милитарёв читал громко, при чтении раскачивался, под ним сильно скрипел пол. Я с ужасом думал о притихших за стеной матушке и сестрице.
Было ещё несколько стихотворений, все на одну и ту же тему. Запомнил название одного: "Король онанистов".
Потом раскрасневшийся от удовольствия Милитарёв стал почему-то рассказывать про отца. Отец у него был кегебистом, урода-сына ненавидел и гнобил со страшной силой. Я стал испытывать к гостю некоторое сочувствие:
- Так он у вас что, и в форме ходил, в контору-то?
- Естественно.
- Ну так и всё.
- В смысле?
- Ну, когда он вас, говорите, первый раз сильно избил, в 15 лет?
- Ну да.
- Так купили бы в военторге двадцать звёздочек, навернули ему вечером на погоны и "в дальний путь на долгие года". Из управления - прямиком в Кащенко.
Милитарёв прыснул в чай, согнулся пополам от злобного хохота. Я попал в десятку.
Сюжет потом попал в пьесу "Каша из топора". Полковник в Кащенко - это Милитарёв-старший.
Проводив компанию до метро, и бредя обратно по ночной московской улице, я подумал:
- Отца он конечно ненавидит, ненавидит вдохновенно. Но пройдёт 10 лет, 20 и всё вернётся на круги своя. Вспомнит родного папулькинда, будет жив - разопьёт поллитру. Родная кровь.
После этого я с Милитарёвым не виделся, про него забыл. А увидев фамилию в ЖЖ вспомнил. Прочитал, что сейчас "король онанистов" председатель правления Фонда "Институт развития" вспомнил и папулькинда. Фонд "Институт развития", институт "Фонд развития", "Пётр Иванов", "Кирилл Константинов"...
Интересно, как принимают "своих" в школу МВД. Думаю, сынок милиционера перед приёмной комиссией закидывает ногу на ногу:
- Я генетический мусор!